Подкасты
По просьбе 34travel киновед Маргарита Кирилкина, которая после 5 лет жизни в Чехии провела учебный семестр в Измире, написала о том, как пребывание в Турции помогло ей понять иллюзорность зоны комфорта и справиться с собственной исламофобией.
МАРГАРИТА КИРИЛКИНА
киновед, фотограф
За окном ночного такси проплывают огни фонарей и автомобилей, подсвеченные зеленым пальмы, современные здания бизнес центров, отражающие звезды безоблачного неба. Примерно так я представляла себе поездку в Калифорнию, но на этот раз это был турецкий Измир, куда я приехала на один семестр по программе «Эразмус». Внутри город, как и любой другой, в котором количество жителей переваливает за 2 миллиона, оказался очень сегментированным: в одном районе по-американски современным с небоскребами до неба, в другом – студенческим с кофейнями в европейском стиле, в третьем – очень традиционным, где пахло кумином и мятой. Нашлись и места, в которые, говорили, лучше никогда не ходить, но куда потом, конечно, больше всего тянуло глазеть на красоту полуразрушенных домов, поросших зеленью.
«В автобусе было слишком душно от жары, и еще больше становилось душно от своей боязни «оставленных без присмотра вещей в общественном транспорте»
Первые две недели я туда не ходила, потому что боялась ездить на метро или автобусе далеко, предпочитала плавать на городских паромах через залив, вокруг которого расположен Измир. Люди там казались бесхитростными и романтичными: кормили гоняющихся за ветром чаек, пили чай из изогнутых турецкий стаканов, который разносил корабельный усач, и солнце разливалось по открытой палубе. В метро было темно и выражений лиц не разобрать, каждый второй, казалось, что-то замышлял. В автобусе было слишком душно от жары, и еще больше становилось душно от своей боязни «оставленных без присмотра вещей в общественном транспорте». В отличие от метро и пароходов, где работники станций проверяют вещи пассажиров, в автобусах каждая сумка, больше самолетной ручной клади, казалась подозрительной.
Мои преподаватели из Чешского университета, где я изучаю киноведение, отговаривали меня от этой поездки примерно два месяца – весь период подготовки документов. Местные друзья тоже волновались. Доводы были разные: от потенциальных террористов, до потенциального военного переворота. Замечу, что Чехия – страна очень безопасная и комфортная, как уютная постель. Но в этой-то самой постели и зачинается ксенофобия. Все, что связано со словосочетанием «сирийский беженец», откликается архетипичными фразами типа «займет наши рабочие места», «заберет наших женщин», слово «мусульманин» в проправительственных медиа соседствует с «террористической угрозой». Для тех, кто узнает новости из альтернативных источников, военные в группах по 2-4 с автоматами, которые появляются на улицах белолицей Праги после каждого теракта во Франции или Германии, - расплывчатый посыл, но выглядит устрашающе. В общем, с подачей заявки на программу в Турции началась моя дискуссия не только с окружением, но и со своим собственным исламофобом, который взрастился во мне за 5 лет чешской жизни. Чтобы с ним справиться, я понимала, что ехать надо.
«В Турции вопрос «Чем ты занимаешься?», в отличие от Европы, не стоит на первом месте, а ответ не является поводом или неповодом для общения»
Через одну-две недели в Измире я стала вливаться в местный образ жизни: покупать хлеб в булочной, вино в винной, сыр в сырной, овощи на овощном рынке, радостно отвыкала от блестящих польских яблок и испанских помидоров из гипермаркетов, и наконец-то начала ездить на автобусах без страха. Еще через некоторое время перебралась жить на последний этаж с террасой и видом на море, записалась в танцевальный класс, подружилась с торговцами на моей улице, с курдской художницей, с иммигрантами из Сирии, студентами, которые живут совершенно без денег и устраивают по ночам дискотеки на детских площадках, а еще с одним бизнесменом. В Турции вопрос «Чем ты занимаешься?», в отличие от Европы, не стоит на первом месте, а ответ не является поводом или неповодом для общения. Так я открыла, что мое окружение в Чехии в основном составляют работники культуры и искусства, люди, которые смотрят на все более-менее под одним углом, а значит, мы рискуем закостенеть в наших общих иллюзиях. Турция заставила меня пересмотреть некоторые позиции.
Отношение турков и турчанок к Европе невероятно идеалистичное. Как только кто-то слышал, что я говорю по-английски, мне сразу же завышали цены, потому что, мол, у меня «много евро и для меня и так будет дешево, даже если немного завысить», – как честно говорила девушка, которая мне сдавала комнату по двойной цене. Но после того, как я рассказывала местным друзьям о зарплатах в восточной и центральной Европе, они потом за меня сами стали платить в барах. В общем, то на то и вышло. В Турции в принципе не делят между собой деньги. Если вы идете куда-то большой компанией, платит часто один человек, который успел первым сказать, что он платит. Желающих обычно как минимум двое. А еще в каждом книжном магазине на видном месте стоят книги Маркса и Ленина.
Но как ни старался Ататюрк – первый президент и символ светскости – реформировать религиозную Турцию и уравнять женщину в правах, все же даже при 40 градусной жаре в своих коротких платьях я чувствовала себя одной из самых эмансипированных. В итоге и я предпочла ходить в штанах, чтобы не ощущать свои открытые коленки чем-то постыдным. Бывали и маленькие города с еще сильным религиозно патриархальным мышлением, где мне хотелось и самой надеть платок на голову, чтобы не привлекать взглядов. Взгляды никогда не перерастали в действия. С подругой мы путешествовали в основном автостопом, проводя на трассе максимум 15 минут, и добирались до моря на закате без неприятных происшествий. А путешествовать в Турции есть куда. Каждое место и встреченный человек – впечатление, особенно для тех, кто как и я, забывает ставить под сомнение свое европоцентричное мышление.
«Самое опасное, что случилось со мной за все 4 месяца было небольшое землетрясение, о котором я втайне мечтала»
Первое, что бросается в глаза в любом турецком городе – это бездомные собаки, греющееся на теплом асфальте. У каждой собаки есть несколько «хозяев», которые приносят ей еду, а зимой, когда асфальт остывает, подкладывают старые подушки и покрывала, вместо того, чтобы отлавливать и сдавать в приют, или навязывать на поводок. Так собаки остаются дружелюбными, подмигивают и виляют хвостами каждому прохожему. Второе – что подмигивают вам не только собаки, но соседи и соседки по сиденью в общественном транспорте. Случайные попутчики и попутчицы сначала с вами заговаривают по-турецки, а потом по-английски или через гугл транслейт, разрушая последние барьеры.
Политическая обстановка в Турции сейчас довольно напряженная. С одной стороны, конфликты с курдами, с другой – с исламистскими радикалами, с третьей – с Западом, с четвертой – с самими собой. Но шанс, что вам доведется пообщаться с кем-то, кто совершенного против вас, очень мал. Скорее всего он будет жить в том месте, куда вы вряд ли пойдете, а если и решитесь, то там никто не будет говорить по-английски, а в больших городах и центральных районах критикуют довольно открыто, периодически устраивают протесты, хотя и безрезультатные. Самое опасное, что случилось со мной за все 4 месяца было небольшое землетрясение, о котором я в тайне мечтала, чтобы убедиться, что моя безопасность совершенно не зависит от военных с автоматами, а комфортная зона настолько иллюзорна, что бояться вообще не имеет смысла.
Фото – Маргарита Кирилкина, фото на главной - Аляксандр Пуставітаў
