«Германия работает по такому принципу: не можешь остановить – возглавь»

– Перед нашим созвоном я перелопатила кучу материалов о Берлине с твоими рекомендациями. После прочтения десятого интервью и просмотра очередного видео пришла мысль: «Начну задавать вопрос про Германию, Катю бомбанет»‎. Не надоело за шесть лет отвечать на «немецкие» вопросы?

– Нет. Почему? Я же здесь живу, это мой контекст. Не могу тебе отвечать про всю Германию, потому что живу в специфическом городе. Берлин и вся остальная страна – это разные миры.

– Тогда расскажи, как на прошлых выходных в Берлине отметили 30-летие объединения ФРГ и ГДР?

– Знаешь, не было в этом году никаких празднований. Мне кажется, из-за ковида ничего масштабного не происходило. День германского единства – третий по значимости праздник после Рождества и Пасхи. Обычно 3 октября в городе организуют массовые мероприятия, концерты на Бранденбургских воротах, тотальные инсталляции. Но сейчас масштабные празднования запрещены, так что атмосфера праздника не чувствовалась. При этой ситуации в принципе сложно что-то отмечать. У нас в Берлине был просто еще один выходной.

– 9 ноября тоже не будете гулять?

– В прошлом году 9 ноября исполнилось 30 лет с момента падения Берлинской стены. Этот день немцы не празднуют так широко, национальный выходной и гуляния организуют в День германского единства. 9 ноября – уникальная дата в истории Германии. Во-первых, в 1938 году в этот день произошла «Хрустальная ночь» (ночь еврейских погромов), и каждый год городские мемориалы Холокоста усеяны свечами – столица скорбит. А во-вторых, случилась Ноябрьская революция после Первой мировой войны. По этой причине было принято решение основной праздник воссоединения проводить не в день падения самой стены, а в день, когда произошло официальное объединение.

 

 

– Собираться на массовые гуляния в Берлине до сих пор нельзя?

– Крупные мероприятия переносятся. В ноябре вроде все должно было открыться и заработать. Но в прошлую пятницу выступил наш мэр и сказал, что грядет вторая волна. Они решили превентивными мерами, в том числе отменяя массовые мероприятия, сократить рост заболеваемости. В октябре-ноябре станет понятно, закроют ли вообще Европу. Сейчас мы получаем рекомендации не выезжать из зеленой зоны. С первого октября ввели новые карантинные меры из красных зон: раньше по прилете можно было сдать тест, подождать двое суток, узнать результат и выходить на улицу. Сейчас надо обязательно сидеть пять дней дома – и только на пятые сутки сдавать тест. Каждый день какие-то новые закручивания гаек. Но немцы обычно следуют правилам, они исполнительные.

Конечно, были те, кто ходил летом на легальные и нелегальные рейвы и вечеринки, не без этого. Поэтому новые правила пребывания вечером на улице большой компанией ужесточили: ввели своего рода комендантский час. Все магазины, бары и заведения должны работать до 23:00, вечером разрешено собираться на улице группам не более 5 человек. Днем это правило не работает. 50 человек по регистрации личных данных могут находиться в масках в помещении. Но мне нравится, как работает немецкая система. В большинстве своем люди ответственно относятся к мерам безопасности. Часто во время шатдауна рейвы проходили в огромном парке Hasenheide. Его не могли закрыть, потому что он невероятных размеров. Конечно, полиция приезжала, но пока она доезжала – люди разбегались. Одно и то же повторялось каждые выходные, только в разных частях парка. Уследить было невозможно, а выделять специальную бригаду полиции, чтобы гонять конкретно этот рейв, никто не собирался. И вот они гонялись-гонялись, а в августе разрешили проводить массовые мероприятия, дискотеки и рейвы в зеленых зонах, список парков предоставили.

Германия работает по такому принципу: не можешь остановить – возглавь. Это как с May Day и протестами, когда вплоть до 2000-х каждое 1 мая жгли целый Кройцберг. Спустя время правительство устало закрывать весь район для празднования 1 мая, и официально разрешило дебоширить, но на одной улице. Хотите файеры, слэмы – пожалуйста, в специально отведенном для этого месте с безумным количеством подготовленной полиции, которая, как правило, съезжается со всей страны охранять район. Если что-то невозможно остановить, то лучше выделить специальное пространство, и пускай люди выпускают там пар, как угодно.

 

«Мне нравится, как работает немецкая система. В большинстве своем люди ответственно относятся к мерам безопасности»

 

– В Беларуси заявили, что вторая волна COVID-19 уже началась. У вас число заболевших растет?

– У нас их очень много, но люди переносят болезнь куда легче, чем вначале. Мы все привыкли ходить в масках, мыть руки, да и большинство не посещает массовые мероприятия. Я сама из тех, кто ходит на ивенты только в большие пространства. В прошлую пятницу школу моего ребенка закрыли, обнаружив «корону». В субботу у него был день рождения, и никто из класса не пришел, потому что рекомендовано никуда не выходить. Хотя это случилось вообще не в нашем классе, а в другом здании. Здесь больше доверяют жителям и их собственной ответственности. При этом у нас есть люди-«антикорона» (имеется официальное «ковидиоты»): полтора месяца назад в Берлин как раз съехались 25 тысяч человек, которые не верят в существование COVID-19. Они всей толпой ходили по городу без масок, митинг разрешили. Что за двойные стандарты? Непонятно. Но во время первой волны пандемии случился же еще и Black Lives Matter. Его тоже согласовали. Это просто право выбора и право на собрание и политическое волеизъявление.

 

 

Дневные вечеринки, галерея в Berghain и ивенты с социальной дистанцией

– Лето в Берлине – сезон музыкальных и фуд-фестивалей. Что в этом году делали организаторы, как выходили из ситуации?

– Все крупные фестивали отменили. Это очень большие риски, тем более, что в начале пандемии вообще нельзя было собираться больше двух человек. Если люди где-то стояли втроем, полиция должна была с ними разбираться. Но так как это Берлин, естественно, разбирались, когда стояло уже 20 человек. Что касается выхода из ситуации, немцы получили помощь от государства. И происходило это в несколько этапов. Фрилансерам выплатили столько, сколько они просили. Политически очень правильный ход. Но в целом довольно странная система, потому что деньги получили все, кто за ними обращался. А сейчас идет разбирательство, правомерно ли просили. Три года будут проверять, но не всех (потому что таких людей очень много), а каждого сотого. Я знаю случаи, когда адвокаты, например, тоже писали заявление, а их профессия даже не входила в список тех, кто мог просить. Вторым этапом поддерживали художников, работников культуры и культурные институции. Им можно было запрашивать и € 25 000, и € 30 000. Третий этап помощи был предназначен для любых компаний, которые нуждались в частичной оплате аренды или еще чего-то. Но сам подаваться ты не мог: все надо было оформлять через своего налогового консультанта, у которого есть лицензия. Я это веду к тому, что рынки страдают очень сильно, но мы частично все же чувствуем поддержку и правильную коммуникацию от государственного аппарата.

– Что происходило в парках летом?

– Люди постоянно находились на улице, была хорошая погода. Все парки выглядели, как шахматные доски: народ сидел на расстоянии микрогруппками по два-три человека. У нас была одна такая смешная история: берлинская полиция в своем аккаунте в твиттере месяца через полтора или два после того, как люди начали сходить с ума в изоляции, написала, что официально разрешает ходить на тиндер-дейты (только, пожалуйста, по два человека, а не как обычно в Берлине). Кстати, общественным транспортом почти никто не пользовался, он ходил пустой, и можно было даже фильмы снимать. В городе стало на 35% больше велосипедов, чем до карантина. Даже те, кто не умели ездить, сели и поехали. А спустя какое-то время нам разрешили видеться компаниями больше 50 человек, и люди уже стали организовывать концерты на открытом воздухе. 

 

«Берлинская полиция в своем аккаунте в твиттере месяца через полтора или два после того, как люди начали сходить с ума в изоляции, написала, что официально разрешает ходить на тиндер-дейты»

 

– Как культовые берлинские клубы типа Berghain или Tresor адаптировались к новым реалиям?

– Berghain сделал коллаборацию с коллекцией Бороса под названием Studio Berlin. Кристиан Борос – известный коллекционер современного искусства, у которого в одном из бункеров Альберта Шпеера (архитектора Третьего Рейха) находится галерея с модными и дорогими художниками. Этот человек считается одним из самых крупных немецких коллекционеров современного искусства. Так вот сейчас внутри Berghain – экспозиция, а с ноября там планируют проводить концерты. Я купила билеты на акустический концерт, но посмотрим, будут ли они валидны. 

Второй клуб, который похожим образом поступил, – Salon zur wilde Renate. Это такое кабарешно-техно-эротик заведение, где все время работают с современным цирком и цирковыми перформерами, уходя в эротическую историю. Они организовали театр через замочную скважину: ты подходишь к двери, смотришь в щель, а там в комнате что-то происходит. Стоит такое представление € 25. Вот таким образом они выжили.

Плюс, все биргартены в городе были открыты. Почти каждый ночной клуб Берлина имеет свой двор, как и каждый берлинский дом. В этих дворах все неслось. Клубы, которые работают исключительно в летний период, тоже работали, как только разрешили собираться от 50 человек. В начале карантина у нас был такой смешной закон с запретом на танцы. Например, ты приходишь в сад клуба, пьешь пиво, играет диджей, и ты вспоминаешь, как когда-то здесь танцевал, но при этом приходится сидеть. Сейчас этот запрет сняли. 

Вообще организаторы мероприятий должны следить за тем, чтобы все были в масках (если ивент происходит в закрытом помещении) и соблюдали дистанцию (даже на открытом воздухе). Как это контролируется, я тебе, честно, не скажу. Но зная Берлин, думаю, что это мало контролируется. Берлин – слишком большой город, здесь слишком много реальных преступлений, чтобы прямо вот так жестко следить за подобными вещами. Хотя у меня соседний магазинчик пива и сигарет оштрафовали на € 5 000, потому что туда зашел какой-то проверяющий и увидел человека без маски. Но это было в самом начале пандемии. 

– Расскажи про дневные вечеринки.

– Их проводят в Берлине уже много лет. Они начались с того, что, в принципе, вечеринка не заканчивалась. Любой клуб, у которого есть открытый двор, не закрывается с пятницы и до позднего вечера воскресенья. В Berghain этим летом работал летний двор, просто туда запускали меньше людей. Многие уже выросли, не могут тусоваться ночами: у кого-то дети, у кого-то внуки. И вообще днем классно: во-первых, солнышко, во-вторых, сад, в-третьих, а почему бы и нет? Музыка не такая жесткая, больше хауса. Я уже много лет если хоть куда-то хожу, то на дневные вечеринки. Для Киева, например, это новый формат, который не заходил много лет. Людям непонятно, что это такое. В ковид дневные вечеринки проводили, но опять-таки с 18:00, это все равно вечерняя тусовка.

 

 

Ревитализация по-берлински, или как меняется город

– В одном из интервью ты говорила, что еще в 2014 году Берлин был непонятным для украинцев. «Никто не понимал, зачем сюда ехать. Все изменилось за пару лет». Что именно произошло за это время?

– Развернули очень много строительства, благодаря туризму сильно вырос городской бюджет (хотя сейчас мы страдаем: потеряли больше 60% бюджета и опять сели на дозу получения федеральных денег). Особенно изменились ГДРовская часть. Я живу в Митте, это центральный район, и у меня даже вокруг дома за год, не то что с 2014-го, город поменял свое лицо. 

Что такое Берлин в 1991-м и 2020-м? Это город, который из нищего, а он таким и был (только классным, андеграундным нищим), превратился в столицу современной культуры, искусства, бизнеса, медиа и IT. Как ни крути, определенные процессы, благодаря которым с 2008 года привлекают технические умы в Германию, делают свое дело. У нас есть система Blaue Karte EU. Когда-то на федеральном уровне в Берлине решили делать tech-комьюнити и максимально упростили процесс получения этой Blaue Karte для айтишников. Сейчас Берлин делится на тех, кто приехал сюда, как творческий художник в поисках себя, на айтишников и старожилов. Мы переехали в Германию в 2014 году, хотя я с 2008 года приезжала сюда по работе.

 

 

 

 

– Ревитализация пространств тоже ведь повлияла на современный вид Берлина.

– Когда я планировала приехать на 34travel Day, как раз готовила лекцию о том, как в Берлине переделывают памятники и здания тоталитарной архитектуры под культурные инициативы и институции. Хотела рассказать, как у Берлина идет экспансия ГДРовских зданий и зданий Третьего рейха.

– Назови свои любимые «переделки».

– Мне очень нравится бункер, который выкупил Борос. Это потрясающее здание, которое стоит в шикарном месте рядом с Фридрихштрассе. Его построили национал-социалисты в 1943, затем захватила Красная армия и переоборудовала в военную тюрьму. В 1949 году там сделали текстильный склад, с 1957-го хранили экзотические фрукты, из-за чего в народе прозвали «банана»-бункером. В 1990-х там был самый безумный клуб, а потом его купил этот чувак. Вообще этот бункер – памятник архитектуры, но семье Бороса разрешили построить наверху собственную стеклянную резиденцию, а внутри разместить коллекцию искусства. Раз в четыре года они меняют экспозицию, а гайд-туры разрешают проводить максимум по 10 человек. Вот это такой классический пример того, как не развалить, не разрушить, не забыть, а поменять культурный, идеологический, философский подход к тяжелой истории. Немцы вообще это очень сильно любят. Они не сносят памятники, как в Украине. Они их объясняют. Например, вокруг моего любимого памятника Марксу и Энгельсу в центре города стоят акриловые таблички с qr-кодами и толкованием, кто это и что это, с рассказами, чем отличается марксизм, сталинизм, ленинизм и какая доктрина послужила созданию национал-социалистической идеологии.

Еще я люблю большое здание вышедшей из эксплуатации электростанции (Kraftwerk по-немецки), где находится Tresor. Когда-то в этом месте была рабочая станция, снабжающая во время ГДР район Митте, где я живу. Сейчас там происходят безумные масштабные фестивали, делают инсталляции. 

Есть еще новая штука – Funkhaus. Когда-то она была показательной ГДРовской радиостанцией с уникальной акустикой, с очень красивой архитектурой 50-х годов. Здание сохранилось в идеальном состоянии, и сейчас это место – номер один для проведения концертов и конференций. Правда, находится оно очень далеко, зато на красивой территории – на берегу реки Шпрее. 

Kindl – бывшая пивоварня, которая превращена в центр современного искусства. Многие подобные объекты распродавали в конце 1990-х за копейки. 

Kraftwerk Mitte – пожалуй, любимое монументальное пространство для музыкальных ивентов и инсталляций. Бывшая электростанция района Митте – сейчас место проведения самого громкого фестиваля экспериментальной музыки Berlin Atonal.

Один мой знакомый недавно купил довоенное здание женской колонии и сейчас занимается ревитализацией пространства. Планирует сделать там еще один рынок еды, организовать мастерские, коворкинг для креативных агентств. Пока что идет ремонт, позже будет видно, что рентабельнее. Как он утверждает, it’s only business, но с человеческим культурным лицом. Фестивали искусства в Германии – не прибыльное дело, еле-еле в ноль выходят (хотя немецкие и европейские организации поддержки культуры помогают им финансово). Ты можешь на чем-то другом зарабатывать, например, на своем ночном клубе, и делать фестиваль в удовольствие и для развития области искусства, нетворкинга и, конечно же, городской среды. А вот сдавать помещения в аренду под какие-то мероприятия выгодно. К тому же под культуру можно взять финансирование, попросить поддержки. Фрау Меркель недавно сказала, что три главных приоритета ФРГ – детское образование, возобновляемая энергия и культура.

 

 

Переезд, легализация и плюсы жизни в Берлине

– Когда ты улетала из Киева в Берлин, была прикреплена к мужу-айтишнику вместе с сыном партнерской визой. Когда развелись, сделала визу фрилансера. Расскажи, как ее можно получить?

– Я приехала сюда по национальной визе с целью воссоединения семьи. Через три года разорвала этот контракт и подалась на фриланс-визу: показала, что я официальный гид, что у меня есть доход, предоставила свой бизнес-план. Сначала немцы дают документ на год-два попробовать, потом его можно обновлять. Моей подружке, которая приехала как психолог-фрилансер и работает только онлайн, дали визу на 4 года. В общем, как повезет, всегда есть человеческий фактор: могут дать, как мне, на год (но у меня ребенок, может смотрели, справлюсь или не справлюсь), а могут и на больший срок. Из-за пандемии прекратили выдавать эти визы и непонятно, когда возобновят. До ковида Берлин был единственным городом в Европе, который разрешал приезжать по фрилансу людям творческих профессий и художникам. По сути, это называлось artist freelance visa.

– Многие беларусы рассматривают вопрос релокации. Расскажи про плюсы и минусы жизни в Берлине?

– Я не могу сравнивать Берлин с Минском, но с Киевом – могу. Здесь дорогое жилье: в среднем комната в прикольном районе (не обязательно в центре, просто там, где современный человек будет чувствовать себя комфортно) от € 350 до € 600. Самое важное здесь – высокие налоги. В зависимости от твоего налогового класса (одинок, женат, с детьми) процент сильно ранжируется. Если ты single, платишь под 37–42%, с семьей – меньше. Еще кому-то может показаться странным и некомфортным то, что здесь намешаны люди с абсолютно всего земного шара. В Берлине все очень разные – культурно, религиозно. Всегда надо быть аккуратными, чтобы никого не обидеть. Здесь огромное ЛГБТ-комьюнити. 

У меня не было сомнений, когда я переезжала. Мы улетали в 2014 году и оттягивали этот момент как можно дальше – остались на время революции. Мы не хотели убегать из страны, мы ехали почувствовать себя нормальными людьми. Мы не хотели, чтобы наш ребенок, как и мы, сражался с действительностью, с этими дорогами, политикой, вечной коррупцией, гендерным неравенством. Мне было нужно мое пространство, и я была готова за это платить. Я знаю, на что здесь идут налоги – это прозрачно. Да, я ненавижу день расплаты с налоговой, но при этом понимаю, что за эти деньги работают муниципальные театры, отстраиваются новые, важные лично для меня, культурные объекты, а в городе потрясающая система муниципального транспорта и бесплатное образование. 

 

«Да, я ненавижу день расплаты с налоговой, но при этом понимаю, что за эти деньги работают муниципальные театры, отстраиваются новые, важные лично для меня, культурные объекты, а в городе потрясающая система муниципального транспорта и бесплатное образование» 

 

Одно время я консультировала людей по поводу переезда и знаю, что для каждого эмиграция – индивидуальный подход. В Берлине я чувствую себя дома. И чувствовала себя здесь так всегда, хотя уровень моего немецкого ниже, чем хотелось бы. Я знаю много историй, когда айтишники возвращались обратно в Украину. Некоторые не понимают, за что должны здесь вкалывать, получать в два раза меньше денег, платить за пиво € 1,5, если в Украине – короли золотой горы, и вообще можно не платить налоги, а получать все мимо кассы. Если человеку не интересна базовая безопасность, когда ты можешь доверять полиции, системе здравоохранения, чувствовать себя свободно, одеваться, как хочешь, осознавать себя, кем хочешь и как хочешь, не возникает вопросов, зачем здесь жить. 

 

 

– Существует такой стереотип, что Берлин – это город-торчок. А если переезжать туда с детьми?

– Берлин состоит из 12 административных округов, которые живут очень по-разному. Город вообще сильно отличается от места к месту: иногда разные районы, как разные города. Есть территории пенсионерских вилл, есть разные турецкие районы: как фешенебельные с садами и новыми постройками, так и трущобы. Кто-то вообще не выходит из своего округа, а кто-то тусит безумно. Да, город сильно наркоманизирован: даже в центральных кофейнях днем можно зайти и понять, что кто-то здесь повисел. Но опять-таки, если ты внутри этой системы, то это замечаешь. Что касается детей, Берлин опережает любой город-миллионник в Европе по их количеству. Сейчас мы проживаем настоящий беби-бум. Загляните в район Пренцлауэр-Берг, вы все поймете.

– В Киеве ты была директором Центра современного искусства М17, вела довольно интересную жизнь. Спустя время не жалеешь о том, что перевернула все с ног на голову и поселилась в Берлине?

– Наверное, на момент переезда мы выгорели с мужем в Украине. Меня просто достал Киев, достало то, что, выходя на улицу, приходилось сражаться с действительностью. Вся моя энергия уходила на эти совершенно не нужные для меня вещи. Эмиграция никогда не была целью: у меня все было, да и вообще киевляне редко куда-то эмигрируют. Но мой бывший муж – патологический эмигрант. Плюс когда я родила ребенка и вышла из своего собственного пузыря, то столкнулась с реальностью. Раньше я не видела многих вещей из-за своей постоянной занятости в культурном пространстве, мало общалась с обычными людьми. Когда родила, поняла, что моему ребенку и мне в этом придется как-то жить. А школы, а садики, а социум, а система? Я была в ужасе и вспомнила, что есть такой прекрасный город Берлин. Так что переезд не был чем-то с ног на голову, он был очень понятным и очевидным решением. Мне не было страшно переезжать, страшнее было оставаться.

 

 

– А расскажи напоследок про «творческие» плюсы пандемии и онлайн-курс по истории искусств для детей от 6 до 9 лет, который вы разработали во время изоляции. 

– Я не захотела уходить в онлайн-туры, как многие мои коллеги, не чувствовала в этом обмена энергии со зрителями. И когда мы с моим семилетним сыном Васей начали сходить с ума в изоляции, то вспомнила, что все-таки в моей семье три поколения окончили Академию искусств. Почему бы не сделать что-то онлайн для таких же страдающих взаперти родителей с детьми? Вместе с моим другом и отцом удалось сделать онлайн-курс за 2 месяца. Сейчас мы готовим новый курс и повторяем предыдущий, задействовано более 800 детей. Этот невероятный заряд тепла и любви, который я получила в процессе обучения детей, позволил мне аккумулировать силы и идеи для наших следующих проектов. Я давно мечтаю о детской школе экспериментального искусства и музыки. И чтобы это не было чем-то наподобие «отдать детей и их два часа кто-то анимирует», а чтобы через игру и легкие формы говорить с ними о серьезном. Искусство – it’s not funny, it’s not entertainment, но форма взаимодействия с ним может быть веселой, классной и легкой.

 

Фото by Катя Тарабукина, портрет Кати by Marina Polovinkina