Байкал всегда был мечтой, и когда я узнала о совместном волонтерском проекте от организаций Dekabristen и «Большая Байкальская Тропа», то стало понятно, что обязательно надо ехать. Проект посвящен строительству экотропы в Прибайкальском нацпарке. Волонтерская работа мне нравится – когда-то я уже косила луга в горах Чехии для спасения горных орхидей. Мне интересно все, что связано с природой и экотуризмом. Но все-таки, когда в июле я утрамбовываю вещи в рюкзак, я думаю: ну я же маленький хоббит, который больше всего на свете любит свою нору и обильные завтраки, куда я опять еду – за шесть тысяч километров жить две недели в палатках в дикой глуши с незнакомыми людьми, клещами и наводнениями. Когда после длинного перелета я заваливаюсь спать в иркутском хостеле, я ясно осознаю, что это – моя последняя ночь в кровати и душ на две недели вперед. Дальше – десять дней строительства экотропы в компании 15 человек из России, Беларуси, Украины и Германии, стоянка на берегу Байкала без цивилизации и связи и два дня арт-фестиваля в небольшой деревне.

 

 

Я живу на берегу Байкала

Мы уезжаем из Иркутска по Ангаре на «Ракете», судне на подводных крыльях. Помимо рюкзаков, с нами какая-то невообразимая гора непонятных запакованных в ящики и пакеты вещей. Этими вещами утрамбован весь корабль, но мы все-таки высовываемся наружу, чтобы не пропустить момент, когда Ангара превращается в Байкал. 

Наша остановка называется Большие Коты. По правилам ударение ставится на первый слог, якобы так называлась деревянная обувь, которую носили когда-то местные золотодобытчики (а остатки золотых приисков до сих сохранились вокруг поселка). Но нам, конечно, больше нравится вариант про пушистых животных. Никаких котов тут нет, есть только большие лошади, пристающие к отдыхающим на берегу, обшарпанные лодки и кораблики (один из них называется «Космос», на другом написано маркером «Здесь крута») и полувытершиеся рисунки в стиле наивного искусства на закрытом здании библиотеки. До места, где будет наш лагерь, идти примерно десять километров – по той самой Большой Байкальской Тропе, которую строили волонтеры и продолжение которой будем строить мы. Мы идем пару часов, а кажется, как будто весь день, и я думаю – что бы ни было там дальше, две недели дождей, полчища клещей и медведей – оно уже стоило того, стоило одной этой прогулки. Подняться на утес Скрипер (здесь в пещерах находили и древние украшения, и оружие, и скелеты). Идти вдоль берега Байкала: у берега вода бирюзовая и прозрачная, а вдали она становится молочно-синей, сливается с небом, и кажется, что корабли идут словно между небом и водой. Пить эту ледяную воду. Идти в гору, в лес, спускаться снова к воде, смотреть на незнакомые яркие цветы, ощущать, как теплые волны воздуха сменяются холодными, слышать, как плещутся волны, чувствовать запахи трав.

Прийти в долину, разбить лагерь, подумать: это мой дом на ближайшие десять дней. Ближайшие десять дней я живу на берегу Байкала. Выключаю телефон – связи все равно нет.

 

«Ближайшие десять дней я живу на берегу Байкала»

 

Байкал – первое, что я вижу утром, когда выхожу из палатки. А потом я вижу туман на горах. Чтобы утром мне попасть из «спальни» в «туалет», надо перейти две муравьиные тропы. Чтобы помыть руки или посуду, надо сходить в Байкал за водой. Чтобы убрать мусор, ничего не поможет, мусор никуда не исчезает – здесь это особенно очевидно, и все, что ты приносишь сюда, нужно унести обратно. Чтобы сделать что угодно, надо это сделать сразу, потому что если не постираешь носки прямо сейчас, через пару часов пойдет дождь на два дня. Не знаю, что учит тому, как устроено все, лучше, чем пара дней автономной походной жизни.

Мы каждый день плаваем в Байкале (примерно минуту – дальше коченеют стопы). Сначала это единственный душ, который у нас есть (хотя пользоваться в озере мылом и шампунем не стоит – лучше набрать воды и отойти подальше), потом организум себе летний душ. Вечером, когда бывает ясная погода, видны огромные звезды, и я завоевываю некоторую популярность, показывая всем, как находить Малую Медведицу. Каждую ночь, укладываясь в спальнике, я подвожу баланс. Каждую ночь он выглядит одинаково. Плюсы: меня не укусил клещ и не залило дождем. Минусы: нет ортопедического матраса и душа, а в соседней палатке громко слушают музыку.

 

 

Большая Байкальская Тропа

Идея создания кольцевой тропы вокруг Байкала появилась у местных писателей и путешественников еще в 70-х годах, а на практике начала реализовываться в 2000-х. Специалисты по строительству троп съездили в США изучить опыт местной Службы леса, а в 2003-м первые группы волонтеров начали строить тропы на Байкале. С тех пор в проектах поучаствовали тысячи волонтеров всех возрастов, от подростков до пожилых людей, из десятков стран мира. Сейчас уже построено более 500 километров троп, а к строительству добавилось обустройство родников и образовательные проекты.

Тропа строится киркой и тяпкой, лопатой и инструментом со смешным названием маклауд. Ширина – как длина кирки, склон – 45 градусов. Наташа, наша бригадирка, рассказывает про виды экотроп, про то, как она училась в нацпарках США, про другие проекты. На майке у Наташи написано A woman’s place is in the woods. Почему нужны экотропы? Потому что иначе туристы будут ходить где придется, нарушать естественное состояние природы нацпарка, а где-то и подвергать себя опасности. А так маршрут тропы разрабатывают знающие люди, можно идти и любоваться природой – там, где тропы проложены, в итоге нагрузка на окружающую среду меньше. 

Наш день устроен так: на тропе волонтеры работают три часа до обеда и три часа после. Каждый день в лагере остаются дежурные, отвечающие за еду. В дождь волонтеры не работают, а за все дни проекта еще предусмотрено два выходных дня, один из которых обычно посвящен экскурсии в какое-нибудь необычное природное место поблизости. В нашем лагере связи нет в радиусе пяти километров, ближайшая цивилизация – кордон инспектора нацпарка в трех километрах. Туда мы сходим два раза – в баню. Пока мы работаем, мимо нас часто проходят туристы – тропа явно пользуется популярностью. Туристы здороваются, улыбаются, благодарят за тропу. Приятно слышать это, приятно смотреть на тропу, сделанную своими руками – это тот реальный, физический, видимый результат работы, которого часто не хватает в обычной жизни за экраном ноутбука.

 

«Приятно смотреть на тропу, сделанную своими руками»

 

В один из дней я работаю на тропе вместе с Томасом из Берлина, и это был мой лучший рабочий день, потому что работа с Томасом учит безупречности. Он делает не чтобы просто сделать, а чтобы он сам был доволен, и не останавливается, пока не будет сделано именно так. Это магия: когда ты меняешь мир в правильном месте и в правильное время. Это место хочет, чтобы на него смотрели восхищенным взглядом, чтобы по нему ходили легкими ногами, и мы делаем это возможным.

Есть удовольствие работать вместе со всеми, болтать и смеяться. И есть удовольствие работать одной, под звук только кирки, а не разговоров: задавать изгиб тропе, следить, чтобы склон был под сорок пять градусов, чтобы поверхность была ровной и хорошо утоптанной. Когда разбиваешь киркой землю вместе с растениями, они начинают нестерпимо пахнуть. Так и работаешь в облаке чабреца, лаванды, полыни и еще чего-то, названия чему я не знаю.

Хорошо быть благодарной самой себе, хорошо чувствовать, как твои прошлые действия укрепляют тебя сейчас. Я не очень привычный к походам и физической работе человек, но я ходила в поход на три дня, и поэтому я могу пройти эти десять километров. Я косила луг в Бескидских горах, и поэтому я могу киркой строить тропу на Байкале. Я спала в брюхе Атлантики, и поэтому я могу спать на берегу Байкала. Как хорошо, что я все это сделала когда-то. Через пару дней я додумываю эту мысль: а ведь когда-нибудь я буду так же признательна себе за эти две недели, потому что они позволят сделать мне что-то в будущем. Ну например: я две недели строила тропу на Байкале, и поэтому я могу пойти в поход на Камчатку. Так что можно быть благодарной себе за то, что я делаю, уже сейчас.

Байкал каждый день разный. Иногда другой берег скрыт в молочной дымке, иногда видно, что на самом деле там – синие горы. Иногда видны подводные течения – выглядит, как будто под водой плывет змей или дракон. Хорошо, когда у тебя нет связи, но есть время просто сидеть и смотреть на воду. Я смотрю на воду Байкала, умываюсь водой Байкала, пью воду Байкала и к концу проекта буду, видимо, на 70% состоять из Байкала.

 

 

 

Когда идет дождь

От того, что не умеешь правильно работать киркой, болят руки, плечи и спина. Но больше всего болят подушечки на ладонях. Хорошо, что в дождь работать не надо.

Идет дождь. Ты не знаешь, сколько времени. Ты не знаешь, кто что написал в интернете. Ты не знаешь, как ты выглядишь в зеркале. И тебе не очень интересно, если честно. Твоя самая большая проблема на сегодня – ты лежишь в палатке и очень хочешь в туалет, а за пределами палатки проливной дождь и ночная тьма.

Когда идет дождь, мы сидим у костра и играем в мафию или читаем книги. Книги в поход на Байкал люди берут такие: Oliver Twist, «Москва-Петушки», дневники Кропоткина, «Степной волк», «Имя розы», Lolita, Onrevolution (Ханны Арендт), Prisoners of geography(популистские рассуждения про современную политику, пользуется у всех наибольшим интересом, хоть хозяин и угрожает сжечь ее на костре). Еще можно просто рассказывать о том, кто чем занимается или увлекается: в нашей компании из 16 человек можно узнать о том, как правильно бегать, жить по концепции zero waste, защищать права человека, заниматься йогой или спелеотуризмом и выпускать журнал о путешествиях.

В один из вечеров мы читаем энциклопедию про Байкал. Самое глубокое озеро на планете, самый большой природный резервуар пресной воды. Байкал в длину – 636 километров. Я пытаюсь представить себе этот масштаб: на карте видно, что Байкал полностью укладывается по диагонали на карту Беларуси. Как если бы я ехала от Витебска до Бреста и еще дальше – и это все был бы Байкал. Байкалу больше 25 миллионов лет, хотя обычно озера существуют 15000 лет, а потом заболачиваются. Есть версия, что когда-нибудь, когда разойдутся литосферные плиты, он станет океаном – и уже сейчас он становится на пару миллиметров в год глубже и шире. Ветра Байкала называются так: Баргузин, Култук, Сарма, Шелонник. Ночью Байкал шумит так громко, что я не могу спать – волны на озере могут быть до четырех метров, и теперь идея поставить палатку с видом на воду уже не кажется такой хорошей.

Когда идет дождь, хочется одновременно лежать в палатке с книжкой и сидеть со всеми вместе у огня, попивая чай из чабреца и смородинового листа. Постепенно дождь превращается в ливень с завывающим ветром, и мы рассказываем в темноте у костра истории про призраков: Саша про привидение в своей берлинской квартире, Ваня – про ведьму из деревни его бабушки, я – про призраков Лошицкого парка, Макс – про якутский дух, проклявший строительные бульдозеры. Ночью ветер дует сквозь палатку, и кажется, что кто-то ходит рядом.

 

 

На кордоне

Перечень важных событий дня в походной жизни выглядит так: ходили в баню и на экскурсию в пещеру, ночью видели зарницы и падающие звезды. Мы доделываем большой участок тропы и переезжаем в домик к инспектору нацпарка – чтобы нас не смыло к чертям дождями и чтобы сделать тропу с другой стороны. Пока мы шли три километра по сделанной нами же тропе до кордона, мне казалось, что я просто иду под ледяным дождем в трусах – штаны намокли мгновенно. В трусах и теплых носках, спасибо за совет купить носки с мембраной. А ведь только вчера было такое солнце, что у меня сгорели лодыжки.

Байкал под ветром похож на море: такие же волны, и только полоса воды у берега остается упрямо бирюзовой. На кордоне мы живем в домике, который увешан сушащимися вещами, как ренессансными драпировками, люди за ними читают книги, на столе разложены овощи, и в полутемном электричестве от генератора все вместе – настоящий Рембрандт.

Ради крошек интернета можно пройти два километра вдоль берега до места, где немного ловит связь. Читаю эти крошки и думаю: лучше б я за это время в горы сходила. Иду обратно и с облегчением вижу, как на месте полосочек антенн связи загорается уже привычный крестик. Днем мы по-прежнему работаем, вечерами сидим за столом, разговариваем и помогаем Томасу учить русский – он каждый вечер пару часов проводит с учебником и блокнотом, а мы участвуем как можем, подсказывая фразы вроде «я не хочу пить чай с мухами». Можно снова спать на кровати. Целых три ночи в доме на кровати!

Небо уже два дня в дыму от горящих за тысячу километров лесов: солнце зловеще оранжевое, все цвета вокруг как будто приглушены. Теперь я буду состоять не только из воды Байкала, но и из гари сибирских лесов. Лесные пожары в Сибири оказываются рекордными по площади, охваченной огнем. Мы разговариваем с руководителем добровольческих пожарных дружин, он рассказывает, что большое количество пожаров происходит по вине человека. Это и неосторожное обращение с огнем, и, к сожалению, сознательный поджог: таким образом скрывают последствия нелегальных вырубок. Новые деревья на месте пожаров появятся через несколько десятков лет, но при этом будет меняться состав леса (первыми начинают расти лиственные деревья), снижаться биоразнообразие (в пожаре погибают животные и насекомые), усиливаться изменение климата. На одном из склонов горы мы видим странные рыжие пятна – это и есть остатки леса, горевшего тут какое-то время назад. Кстати, экотропы – это тоже способ снижения опасности пожаров. Они не дают пожару продвигаться, а пожарным легко попасть к очагу возгорания. 

Несмотря на дым, наш участок тропы достроен: еще 2,5 километра добавлены в Большую Байкальскую Тропу. Мы просим проходящего мимо туриста сфотографировать нас всех вместе.

– Как вам наша тропа?

– Хорошая тропа...

– Ну а что еще можно ответить, когда спрашивают шестнадцать человек с кирками?

 

 

 

Рейв под молнии на берегу Байкала

Мы совершаем еще один переход в 20 километров – до туристической базы рядом с селом Большое Голоустное. Пока мы строили экотропу, здесь в арт-резиденции жили художники: общались с местными, проводили мастер-классы для детей, создавали свои проекты и готовили фестиваль «Контекст». Художники выглядят как художники: дреды, татуировки, разноцветные волосы. Мы выглядим как люди, жившие десять дней в лесу. Наверно, наша встреча выглядит со стороны очень странно.

Выходить в цивилизацию после десяти дней в лесу трудно. В цивилизации – машины, люди, лужи, ямы, музыка, детский военно-патриотический лагерь, где дети каждое утро маршируют, распевая «Нас ждет огонь смертельный». От всего этого очень хочется обратно в глушь без связи, но это, конечно, испытание на прочность. Если я смогу сохранить свой Байкал даже среди военно-патриотического лагеря, то смогу и в городе потом.

На туристической базе есть теплый душ. Ловлю себя на мысли: «А зачем душ, если позавчера была баня?».

Самые классные работы арт-резиденции – это заброшенные дома, которые художники расписывали вместе с детьми. Дети сами составляли карту поселка, делали описания эти домов, оставляли послания им на их стенах («Ты хороший»). В этих домах появляются картины вместо окон, разноцветные стены, качели внутри.

 

«Играет громкая музыка, молнии бьют в Байкал, дождь бьет в тебя, ты танцуешь»

 

Площадку фестиваля надо было очистить от коровьего дерьма: коровы свободно ходят по деревне, не делая различий между обычным полем и полем, предназначенным для фестиваля. Когда я прихожу туда,то вижу, как в одном месте коровье дерьмо сложено аккуратной пирамидкой, сверху лежит какой-то шлепанец. А потом пришел Томас и рассказал, что ему стало скучно чистить поле и он решил тоже создать арт-объект. Так мы стали стали участниками фестиваля, совершив одновременно инсталляцию, интервенцию и перформанс. 

В последний день был концерт: музыка местных панков под грозу, пришедшую с гор. Играет громкая музыка, молнии бьют в Байкал, дождь бьет в тебя, ты танцуешь – это хорошее завершение всего. Байкал когда-нибудь станет океаном, и камни, которые мы подкладывали в тропу, уйдут на дно, растворятся, как наши следы на этой тропе. Байкал становится глубже и шире на пару миллиметров в год, Байкал теперь во мне, и что-то внутри тоже становится глубже и шире, что-то во мне тоже превращается в океан. 

 

 

Фото: Маша Гулина