Зачем ехать сотни километров к старой стене? Интервью с Машей Непорядкиной

 

Когда адреналин от «запрещенки» отливается интересом к истории

– В чем твой личный кайф от сталкинга?

– Поначалу был адреналин от того, что проникаешь туда, куда нельзя, где написано «аварийно», «не входить», «вход запрещен». Ты преодолеваешь трудности – и рискуешь. Но когда ты ешь любимую еду в течение года, то понимаешь: да не такая она и вкусная. И я поняла, что меня это больше не заводит. Меня заводит пофантазировать, как это было раньше, и чем старше объект, тем интереснее. Вот этот момент, когда ты заходишь внутрь и понимаешь: черт, этой стене уже три века или еще больше! Я  мечтаю, что туризм дойдет до того, чтобы мы могли надеть очки дополнительной реальности и увидеть, как было раньше. Это был бы космос.

– Когда восприятие изменилось?

– Когда я начала копать историю. Я же не из патриотических целей начала ездить, я не фанат истории Беларуси. Мне было просто прикольно: драйв, адреналин, картинки классные. А потом я начала интересоваться объектами: чего просто так вешать фоточки, надо про них что-то рассказывать. Я стала искать исторические факты: когда построили, при каком восстании разрушили, почему был пожар… Ты начинаешь углубляться в исторические факты – и по-другому эти заброшки осознавать и ощущать. Теперь ты приезжаешь и понимаешь: это наша история.

 

 

Как искать, найти и самой не потеряться 

– Люди, которые занимаются сталкерством, не «сдают» свои объекты. У тебя такое есть?

– Да! С одной стороны, когда путешествуешь в одиночку, тебе хочется делиться с кем-то эмоциями, а ты не можешь. Тогда ты вешаешь фотки в Facebook, Instagram. С другой стороны, тебе жалко: это же мое, не буду ни с кем делиться, а то вы все туда сейчас поедете! Но я «палю» локации, особо не заморачиваясь. Все равно остается ощущение: это нашла я.

– Как ты ищешь новые точки, куда хочешь поехать?

– Например, ребята вывесили фото одного объекта и рассказывают: «Кстати, есть еще вот такие объекты в этом пункте, вот в этом и вот в этом». Тут уже начинаешь рыть информацию самостоятельно. Были случаи, когда я знала только область, в которой может находиться мой объект, и больше ничего – даже его названия.

Иногда я заезжаю в такие глубинки, что мне страшно: как меня туда навигатор привез? Яндекс.Карты вообще не видят такие места, MAPS.ME хоть и не всегда определяет дома, но хотя бы показывает, что есть дорога, и это единственная карта из всех, которая отображает даже незарегистрированные объекты, объекты, которые не считаются историко-культурными ценностями.

И дальше, раздвигая карту вручную, я нахожу нужные места. Это как смотреть интересный сериал. Ты не знаешь, который час, ты все еще в карте. Ты раздвинула карту в нужном месте и наконец увидела точку – это кайф. Вот этот момент, ради которого ты сидела до двух часов ночи.

 

– Как на тебя реагируют местные?

– Я часто подхожу к местным жителям и спрашиваю: а что это у вас? Или они видят, что шатается какая-то девочка вокруг их костела, – и сами подходят. Некоторые на тебя смотрят как на ненормальную, думают, что ты немножко «того»: зачем ты проехала 200 километров для того, чтобы сфоткать кусок стены? Они не понимают ее ценности. Для них это просто развалины.

Иногда местные сами рассказывают что-нибудь интересное. Они же там веками жили и из поколения в поколение складывали легенды. Много одинаковых легенд: или здесь было зарыто золото Наполеона, или есть подземный ход, который начинается в замке и ведет к усыпальнице. Часто рассказывают что-то связанное с проклятиями, мол, вот кто-то зарыл под этим крыльцом деньги для восстановления объекта в будущем, их кто-то откопал, потратил – и помер, потому что не по назначению потратил.

 

 

Особенности национальной реставрации

– Часто попадаются заброшки, где что-то восстанавливается?

– Бывает, у кого-то много денег, и он думает: это же моя малая родина, восстановлю объект. Часто сами реставрируют, но и местные жители тоже подтягиваются. Кто-то помогает финансово, кто-то руками – подбивает-подшпатлевывает. Чтобы что-то восстановить, нужны очень большие деньги. Поэтому часто что-то начинают, а потом понимают, что не тянут. Но желание что-то сохранить есть, и это здорово.

Однажды я ездила в Бегомль, там разваленная каменная церквуха стоит, не очень старая, начала XX века. И рядом с ней совершенно новая маленькая современная деревянная – такая, как теремок. Подхожу спросить, что здесь. Думала, там строители, а это оказался хозяин, кладет тротуарную плитку и говорит: «Мы старую церковь восстановить не можем, так я рядом маленькую поставил, чтобы люди могли приходить – святая земля». Он построил ее сам за свои деньги.

«Тебе жалко: это же мое, не буду ни с кем делиться, а то вы все туда сейчас поедете!»

– Как думаешь, что лучше: оставлять вот так, консервировать, реконструировать, реставрировать?

– У меня нет конкретного ответа. Когда я захожу в «восстановленное» здание, я не чувствую того, что чувствую, когда захожу в развалины. В развалинах – это дух, эпоха, я ощущаю кожей, что это реально оригинальная стена. А когда я захожу в Мирский замок и вижу пластик, то понимаю, что это все ненастоящее. Поэтому я не могу ответить на вопрос: как лучше? Если оставить развалины, они исчезнут. Нужно хотя бы консервировать, чтобы оно не разрушалось до конца.

Дворец Монюшко-Ваньковичей в Смиловичах, например, выкупил и уже много лет реставрирует частный предприниматель. Я ездила туда с фотографией старого здания и смотрела, правильно ли он там все выстраивает. Смотрела через забор: фронтоны те или не те, форма окон такая или нет. И все было очень похоже – я порадовалась. С другой стороны, я понимаю: они его отреставрируют – и это будет не музей. Частник станет зарабатывать здесь деньги: будет либо отель, либо ресторан, либо еще какая-то развлекательная штука.

 

 

О везе нии, невезении и одиночных прогулках по кладбищам

 – Что ты чаще всего видишь внутри заброшек и как внутрь попадаешь?

– Есть заборы, но в заборах есть дырки: не я первая, не я последняя. В основном висят надписи: «осторожно», «вход воспрещен», «здание находится в аварийном состоянии». Но вокруг никого нет, так почему бы не рискнуть.

Бывали случаи, что все заколочено, вообще никак внутрь не пробраться. В Бенице, недалеко от Молодечно, есть красивый костел с такими ярко-зелеными куполами. Но он весь заколочен, туда никак не подлезть. А потом кто-то поехал по моим следам и прислал фотки изнутри: повезло, случайно была приоткрыта дверь.

Когда ты попадаешь внутрь – а чаще всего ты попадаешь, – там боли еще больше, чем снаружи. Оттуда выносили все. Местные жители выдирали себе доски, камни, лепнину. Такое ощущение, что там взрывали полы. Еще где-то можно найти старые камины, которые обложены кафелем, потому что выдрать камин уже сложнее.

Заброшенная усадьба Котлумбаев в Барановичском районе находится на территории действующего кадетского корпуса. Там КПП – я захожу под шлагбаум, иду, лицо кирпичом. Мужчина подходит: «А куда это вы?» Говорю, что хочу усадьбу посмотреть, пофотографировать. И он меня пустил без проблем, даже не пошел за мной следить, хотя КПП был достаточно далеко от усадьбы.

 

 

– Бывает страшно?

– Бывает. Особенно страшно, когда и место само заброшенное – не только объект, но еще и деревня. Я недавно была на заброшенном кладбище. Очень интересно добиралась. Совсем глубинка, но мне навигатор показывал к ней очень ровную дорогу. И я прямо еду, еду, еду и понимаю, что мне осталось до объекта четыре километра. Но тут упираюсь в бетонный забор и КПП. Навигатор мне предлагает проехать через ворота и дальше по территории. Я понимаю, что такого быть не может. Остановила машину, ищу какие-то объездные дороги. Тут ко мне подходит мужчина с погонами, стучится в окно и говорит: «А что это вы тут делаете, барышня? В смысле, вам надо через нас проехать?!» Я говорю, что мне нужны Старые Новоселки: «Видите, мне навигатор же показывает прямую дорогу, так что мне делать?» Объясняет, как доехать в объездную. И я спрашиваю: «А что это у вас такое?» А он: «Не скажу». Черт! Залезла в карту посмотреть – никак не обозначено, вообще ничего. Интересно же: может, там база и они инопланетян изучают.

Когда приехала на место, то увидела только три перекособоченных дома – мертвую деревню. И кладбище с перекошенными крестами. На территории кладбища – костел. Там почти ничего не осталось, только частично сохранились стены. Даже не обозначено его название, только висит шильда, что это «каштоўнасць, руины, костел 18 века». Я пыталась что-то найти про него в интернете – ничего.

Сумерки, ветер еще поднялся. Ты понимаешь, что находишься на кладбище, где могилы уже двухсотлетней-трехсотлетней давности. Там уже все поросло бурьяном, и ты спотыкаешься, оступаешься, потому что под ногами утопшие плиты. Ну, да, до мурашек.

Я не знала, что будет этот костел неизвестный и что он будет на этом жутком кладбище. Просто поставила точку на самой деревне. Я не знала, ради чего еду. А приехала – и обалдела. А иногда приезжаешь и разочаровываешься.

– Как это бывает?

– Однажды я искала усадьбу. У меня была картинка, я представляла, какая она, а приехала – ее нет. Точка, куда меня привел навигатор, – лес. Я ходила вокруг, ходила через поле, через что я только не ходила – нет ничего, но карта упорно показывает, что она должна быть здесь. А потом я нахожу в кустах кусок брамы. Видно, что когда-то это был вход – въездная брама на территорию. Раздвигаю кусты дальше – и там остатки нижней части ограждения. И я понимаю: да, черт, когда-то усадьба здесь была, но, кажется, это все, что осталось. Такое тоже бывает. Ты хочешь найти, едешь по карте и чувствуешь: сейчас ты увидишь то, к чему едешь. А ты ничего не видишь.

 

 

Зачем водить любопытных по заброшкам и как этого делать не стоит

– Ты как-то писала, что хотела съездить в Припять. Сейчас туда еще собираешься?

– Уже не хочу. Это стало попсой с того момента, как в Припяти стали проводить массовые экскурсии. К тому же сейчас там закрыты практически все объекты, потому что они в дико аварийном состоянии. И тебя привезли – ты издалека посмотрела на это. А мне бы хотелось, наверное, чтобы меня не кто-то водил, а самой полазить, посмотреть.

– Ты хочешь водить свои бесплатные экскурсии. Расскажи об этом.

– Почему идея вообще появилась: люди просили меня взять их с собой. Несмотря на то что я расписываю маршрут, кому-то все равно хочется поехать со мной, им лень искать.

Кайфово тогда, когда нет людей. Или когда ты приезжаешь своей компашкой 2-3 человека. Когда туристы ходят, это уже не интересно. Для таких вещей, как заброшенные объекты, приехать толпой на автобусе – немного странно. Поэтому я пока не до конца понимаю, как эту экскурсию сделать.

«Оттуда выносили все. Местные жители выдирали себе доски, камни, лепнину. Такое ощущение, что там взрывали полы»

Многие думают, что я какой-то историк или экскурсовод. Но экскурсия подразумевает, что ты расскажешь, почему, когда, что и по каким причинам. Если же у меня спросят, что здесь за фронтон и почему он с какими-нибудь вензелями, это барокко или необарокко, то точно ответить я смогу вряд ли. Я, конечно, знаю какие-то вещи, но я не историк, не архитектор, не культуролог. Это просто мое хобби.

– Во что оно может вырасти?

– Есть одна крутая женщина, родом из Беларуси, Наталья Маковик, которая живет сейчас в Лихтенштейне. Так вот она начинала с того, что ездила смотреть забросы. А потом стала их продавать. Сейчас у нее целое агентство по продаже заброшенных замков в Европе. К ней приходят богатые люди, которые хотят приобрести себе какой-нибудь замок. Отреставрированные замки стоят бешеных денег, она ищет им заброшенные и никому не нужные. Для меня это пример, когда хобби можно превратить в крутой заработок.

Я на какой-то сложный уровень переходить не хочу. Я кайфую от того, что я это делаю и что я делаю это самостоятельно. Но если увижу крутые перспективы, крутой результат, который может дать проект, я готова идти дальше и замутить какую-нибудь коллаборацию.

 

 

Фото из личного архива героини, на главной – palasatka