Другая визуальная история страны. Монументальное искусство Беларуси

 

С чего все началось. Космонавты на стене школы

Все началось со школы. На боковом торце школы, где я училась, была мозаика с космонавтами и летчиками. Она до сих пор там есть – и почти в отличном состоянии. В первых классах мне нравилось подбирать осыпающиеся разноцветные квадратики. Потом нравилось просто смотреть на мозаику. Через много лет, разговаривая с друзьями про детство, мы пытались понять, с чем связаны наши смутные воспоминания-картинки, как будто из сна или из книжки. Оказалось, что помним мы как раз странные мозаики или яркие витражи. 

Так это все становится не просто частью городского пейзажа, а чем-то значительным, связанным с твоими воспоминаниями, тем, что тебя возвращает в детство. Потом ты понимаешь, что с каждым годом и мозаик, и витражей становится все меньше и меньше, и думаешь: как так, это же отличные работы, надо что-то делать! Несколько лет назад я встретила похожий проект по сохранению монументального наследия в Украине, и вместе с Таней Артимович мы создали небольшую страницу в фейсбуке, посвященную беларусскому наследию. Из-за собственного педантичного характера я начала разбираться, как, что и когда появилось. Кто автор работы, почему именно в этом месте, какая была выбрана тема, как трансформировались сюжеты от плагиата до оммажа, как различная символика переходила из одной эпохи в другую (советую обратить внимание на руки, держащие что-то ценное: от ребенка до атомной станции, тут можно сказать спасибо мексиканскому монументалисту Диего Ривере и христианским святым). К искусствоведческому аспекту добавляется социально-экономический. Так перед тобой начинает разворачиваться история о том, как была устроена система художественных организаций в Советском союзе, с социальными заказами, внутренними отношениями среди художников и скрытыми механизмами работы плановой экономики.

 

«Перед тобой начинает разворачиваться история»

 

А потом немецкое издательство Dom Publisher предложило мне сделать гид по беларусской монументальной живописи, и все стало серьезно. Моя знакомая делала небольшой материал про монументальную живопись и взяла у меня интервью. Материал вышел в авиажурнале OnAir, его прочитал один из авторов издательства, нашел меня в социальной сети и предложил подать заявку на книгу. С конца августа прошлого года я начала ездить по Беларуси, а потом изучать архив-музей литературы и искусства, пока все не закрылось с карантином. На самом деле ездила и искала я с друзьями уже давно, но тогда еще не так основательно.

 

 

Как искать монументальные объекты?

Монументальных работ много, они везде. Раньше было еще больше, сейчас я думаю, что осталось процентов сорок. Это не только мозаики, но и витражи, сграффито, барельефы, энкаустика. 

Нам кажется, что Беларусь везде одинаковая и монументальные работы тоже, но нет. Это не так. Если приехать в Новополоцк и зайти в обычный двор, то увидишь, что большая часть подъездов – в мозаиках. В Борисове будут мозаики из 60-х – такие честные пространственные композиции. В Гродно своя визуальная история из конца 80-х. В Бресте – романтика и лирика конца 70-х. Во многом это зависело от того, какие художники над этим работали, кому давали заказы и какие отношения были в отделении Союза художников в этом месте.

Началось все, конечно, в Минске. Сначала я поехала с другом посмотреть сграффито на школах в Чижовке, потом прошерстила блог Дариуса, прочитала подборку журналов «Мастацтва» и доступные книги и журналы советских времен о монументальном искусстве. Когда начала работать над гидом, художник Адам Глобус снабдил меня тонной разных книг, я выпросила у него на время сборник работ членов Союза художников и составила аккуратную табличку на 20 страниц: в каких местах и кем работы были сделаны. Предупреждаю сразу же: сборник врет процентов на 30. 

Вначале какие-то вещи попадались случайно. Например, во Дворце культуры МАЗа есть прекрасная собранная из дерева панель во всю стену. Я ее увидела, когда пришла туда на спектакль. Раньше я всегда замечала, какие там классные люстры, но никогда не обращала внимания на маркетри (деревянную мозаику). Со временем у тебя появляется что-то вроде внутреннего чутья на монументальные объекты: ты понимаешь, что вот там что-то может быть, особенно если это здание 60-80-х годов.

 

«Со временем у тебя появляется что-то вроде внутреннего чутья на монументальные объекты»

 

Когда ехала в новый город, обязательно просматривала всю местную прессу. Так узнала о мозаиках Бобруйска и Светлогорска. Полезно посмотреть странички местных домов культуры «Вконтакте» – листаешь фотографии с концерта, а на заднем плане видишь нужный объект. Если писать им напрямую, многие даже не всегда понимают, о чем вопрос – со временем глаз привыкает и перестает замечать объект искусства. Приезжая, я иду в местный краеведческий музей, дом культуры, библиотеку и разговариваю с администрацией, рассказываю, что я искусствовед и исследую монументальную живопись советского периода в Беларуси. И тогда можно услышать что-то вроде: «Михайловна, тут девушка из Минска приехала, у тебя же эта картина на стене есть?» Картина есть, и из города Береза я еду в город Белоозерск фотографировать сграффито. Сотрудники всегда помогают, подсказывают, делают это абсолютно искренне и доброжелательно. Мне потом даже неловко возвращаться в Минск и снова надевать строгое лицо. Помогают местные Союзы художников и сами художники: кто-то присылает фотографии и старые материалы, а кто-то просто отвозит показать интересные места. Плюс, конечно же, помогают мои друзья из областных городов. 

Иногда я делала так: приезжала и буквально каждому встречному – в кассах вокзала, в табачном ларьке, в магазине – говорила: «У меня к вам немного странный вопрос, я занимаюсь вот такими вещами, не попадалось ли вам что-нибудь на глаза?» Мне отвечали: «О, да, тут есть совхоз «Мир», поезжайте туда, там есть витражи». Я ехала в совхоз «Мир» и узнавала, что витражи демонтировали буквально месяц назад. В Барановичах я поинтересовалась у женщины на остановке, когда будет моя маршрутка, а заодно уточнила, раз она местная, не знает ли она какие-то интересные объекты. Она оказалась завучем строительного колледжа и сообщила, что я обязательно должна съездить, во-первых, в ДК в Жуховичах, а во-вторых, к ним в лицей, так как у них есть прекрасная стеклянная мозаика – она еще помнит, как ее делали. Это одна из моих самых любимых историй. Мозаика и правда отличная, а в лицее оказались еще и витражи, и много объектов декоративно-прикладного творчества.

 

 

Искусство как производство

Когда я начала копаться в архивных материалах и читать постановления, у меня возникло ощущение, что из искусства пытались сделать производство. Была такая статья расходов в бюджете предприятия – на оформление. Если заводу принадлежало несколько детских садиков или поликлиника, значит, в бюджет завода было заложено и их художественное оформление. Так как экономика была плановая, все эти звенья были завязаны одно на другое – заказов выходило много. Из каждого заказа 2 % сверх оплаты переходило в бюджет художественного фонда, а расценки были очень большие. Этим было выгодно заниматься. Кто-то из художников воспринимал это как халтуру, кто-то – как настоящее творчество, но в любом случае, если есть талант, его никакой халтурой не прибьешь. Хорошее произведение всегда будет профессионально сделанной работой. Можно говорить о социальном и идеологическом заказе, который начался в 20-х годах и продолжался дальше. Можно говорить о свободном виде искусства, где в итоге форма определяет содержание. 

Сам процесс происходил так. Был художественный совет, куда художники предлагали свои эскизы. Эскиз зависел от того, где будет находиться само произведение: если это детский сад, желательно, чтобы были изображены дети, если это НИИ – чтобы была научная тематика, если это музей, то в витраж могли включить что-то похожее на народный орнамент. Дальше эскиз должен был утвердить худсовет и заказчик, потом выплачивался аванс и рисовались «картоны» – панно в натуральную величину. После утверждения «картонов» начиналась непосредственная работа над монументальным объектом – выкладывалась мозаика или паялись витражи. 

Художественный совет мог повозмущаться и что-то не пропустить, как и заказчик. А могли быть неожиданные истории. Показательный пример – мозаика в Барановичах на Доме культуры текстильного комбината под названием «Муза». Автор – московский художник-монументалист Борис Милюков. Как она прошла художественный совет, я до сих пор не могу понять – там девушка с длиннющими ногами и лицом Маленькой Веры. Художник очень любил Пикассо и Леже, и всю эту графику и ломаные линии загнал на огромную мозаику в 15 метров. При этом в Минске сидел Савицкий, который стучал кулаком по столу и говорил – у нас же серьезная тема, у нас была война, а они тут танцуют. На это жаловалась Зоя Литвинова, когда делала энкаустику в ДК Железнодорожников. Не пропускали – слишком праздничная. А есть еще завод диапроекторов в Рогачеве с огромной абстрактной мозаикой – тоже непонятно, как она прошла художественный совет.

 

Другая история Беларуси

Я была уже, наверно, в 50 местах. В некоторые возвращалась несколько раз. Могла приехать в Брест, а оттуда разъезжать по окрестностям. Так в архив добавлялось еще 5-10 мест. Я проехала по всем областям и сняла примерно 200 объектов – ведь в одном доме может быть и пять разных работ. На самом деле объектов еще больше.

Нам кажется, что Беларусь одинаковая, но она разная, и отношение людей тоже разное. В Толочине мне запретили фотографировать, объяснив это тем, что «у нас административное учреждение, а у вас непонятно какие документы». За все время у меня был единственный конфликт, когда я снимала в Могилеве мозаику на обувной фабрике. Рядом был колледж, один из студентов решил, что я его фотографирую (а я его вообще не заметила). Пришлось объяснять, что мне интересен не он, а то, что за ним. Кто-то лезет в кадр, кто-то предлагает познакомиться и пытается рассказать историю своей жизни. Некоторые мозаики увидеть непросто – например, в бассейнах, и это понятно: люди пришли отдохнуть, а тут кто-то ходит в верхней одежде. Но вот в бассейне санатория предприятия «Азот» в Гродно сотрудники разрешили фотографировать и даже волновались, не жарко ли нам. 

 

 

Когда ты так катаешься по Беларуси, у тебя появляется своя, немного другая визуальная история страны. Обычно для поездок выбирают туристические маршруты с привычными достопримечательностями, усадьбами и музеями. А тут ты отправляешься в заводской или спальный район, бродишь по индустриальному пространству, потому что знаешь, что там есть то, что тебе нужно. Так в Мозыре есть микрорайон Заречный с тремя крутыми мозаиками. Иду по нему и думаю: зачем я сюда приехала, вместо того чтобы как нормальный человек идти в музей истории Полесья или гулять вдоль набережной? Какая-то компания с бутылкой идет в сторону гаражей, а ты с камерой делаешь вид, что все как надо, но внутреннее готова отвечать на вопрос, что ты тут делаешь.

По доброй воле в Светлогорск ты не поедешь, но там большая энкаустика Ващенко «Земля беларусская», и ехать надо. И вот ты приезжаешь и понимаешь: интересный город, архитектура 60-х, планировка кварталов, попытка сделать город-лес, когда во дворах растут деревья. Благодаря этим поездкам я полюбила молодые «интеллигентные» технические города, куда приглашали работать специалистов со всего Союза: Светлогорск, Новополоцк, Новолукомль, где заодно увидела ГРЭС. И разлюбила города, в которых кроме прибыльного предприятия больше ничего нет. Из Солигорска и Жлобина я уезжала с большой радостью.

 

«У тебя появляется своя, немного другая визуальная история страны»

 

Катаясь по стране, я даже начала составлять список, где мне что понравилось из еды: например, фалафель в Гродно или пирожки со сгущенкой в Пружанах. Ну и конечно, люди со своими историями. Я очень благодарна людям, с которыми мне приходилось сталкиваться – и с теми, кто мне помогал, и с теми, с кем я встречалась случайно. Например, в Щучине я ждала возможности сфотографировать люстру в ЗАГСе. Заведующая предложила мне кофе, и мы два часа просто разговаривали о жизни. У людей нет негативной исторической памяти, они смотрят на работы в первую очередь как на что-то красивое. 

 

 

То, что уходит

Становится ли работ меньше? Да. На гостинице «Октябрь» было керамическое панно Кищенко. Его давно нет. Нет больше мозаик на подъездах дома, где находится магазин «Матрешка», сграффито на одной из школ в Чижовке. Сейчас, приезжая в какой-то город, я точно могу сказать: раньше здесь была мозаика, а сейчас ее нет. Достаточно известная история произошла в прошлом году с энкаустикой Катковой и Литвиновой во Дворце культуры железнодорожников: ее закрыли гипсокартоном. В том же Толочине снесли большое мозаичное панно буквально в декабре. На санатории «Азот» больше нет мозаики, в Мстиславле витражей, в Могилеве на «Химволокно» было большое мозаичное панно Кузнецова. Мне очень интересно, куда пропали скульптуры со здания завода «Горизонт», где надпись «Мир» с общежития БГУИРа на ул. Богдана Хмельницкого, почему сняли рельеф с кинотеатра «Зорка Венера» в Солигорске?

Когда ездишь и видишь очередную реконструкцию, то от профнастила, коричневых стен и штукатурки становится плохо. Если по городу прошли «Дажынкі», тебе здесь делать нечего. Иногда, конечно, понимают, что это важные объекты и аккуратно их оставляют: в Городке под Витебском мозаику демонтировали и сохранили, в Борисове оставили весь внутренний интерьер в библиотеке, директор дома культуры в Барановичах обещал постараться законсервировать мозаику Милюкова. Только несколько монументальных объектов имеют охранный статус – мозаики Кищенко на «Востоке», мозаика на гостинице «Турист», мозаика на «Фрунзенской» и витражи Нелли Счастной, панно на Брестском элетромеханическом заводе. Я разговаривала на эту тему в Министерстве культуры: непонятно, на каком основании объектам давать охранный статус, нет четких критериев. А если есть бюджет на ремонт и задание сверху его сделать, то закатать все под штукатурку гораздо проще, чем снимать, реставрировать и возвращать.

 

 

 

Любимые объекты в Минске и Беларуси

В Минске мне нравится роспись по керамике «Садаўніцы» Кузнецова во внутреннем дворике гостиницы «Планета». В одной статье журнала «Мастацтва» художника упрекали в излишнем увлечении эпохой Возрождения. Это красивые девушки с такими крепкими крестьянскими ножками. Мне нравится поздний беларусский монументализм, например, витражи в Минской областной библиотеке имени Пушкина. Красивы витражи из литого стекла – работы Нелли Счастной в бывшем здании НИИ пищевой промышленности на станции метро «Фрунзенская» (ул. Кальварийская, 1). 

 

 

 

Самые любимые мозаики появились у меня только в этом году, в период активных поездок. Но первая любовь – это все равно мозаики на подъездах в Новополоцке. Кому в здравом уме пришло в голову зафигачить мозаики в панельных домах на подъездах в таком количестве? Конечно, у города был хороший бюджет, там находится нефтеперерабатывающий комбинат, так что, видимо, администрация могла себе это позволить. Местные жители шутили, что даже если нетрезвый будешь домой возвращаться – точно подъезд не перепутаешь, потому что знаешь, что тут у тебя бабочка, а тут ракета в космос улетает.

 

«Кому в здравом уме пришло в голову зафигачить мозаики в панельных домах на подъездах в таком количестве?»

 

Я помню, как я буквально потеряла да речи, когда я оказалась в доме культуры в городе Руба. Это десять километров от Витебска, там находится большой доломитовый завод, и директор этого завода в середине 80-х открыл дом культуры. Заходишь в бруталистское здание красного цвета, поднимаешься на второй этаж в так называемый танцевальный зал и видишь огромную энкаустику, хрустальные люстры сверху, витражи по бокам и паркет под ногами. Абсолютно не ожидаешь увидеть всю эту красоту в доме культуры. 

 

 

Мне нравится Брестский центр молодежного творчества – поздние 80-е, практически постмодерн. Это бывший Дворец пионеров, и само здание было сделано в форме пионерского костра, а под крышей – витражи, похожие на языки пламени. Верхняя часть выкрашена в темный цвет, свисают огромные люстры и гобелены. Создается странное впечатление: как будто художники работали скорее для самих себя, потому что как себя среди этого будет чувствовать семилетний ребенок, мне сложно сказать. Но сейчас я понимаю, как это здорово и красиво. И, конечно, мне нравится мозаика Милюкова в Барановичах, безумная «Муза». 

Со временем надоедают сграффито, потому что они все друг на друга похожи. И космонавты. Когда ты смотришь на очередной набор «ученый, космонавт и кто-то в историческом костюме», то думаешь, сколько можно, везде одно и то же везде. Может быть, их так много, потому что это проверенная схема. И конечно, тема космоса была важна как идеалистическая проекция будущей жизни без войн и классового неравенства. Но на аграрном колледже хочется видеть немного другое. Еще интересно, что в Беларуси не так много изображений Ленина. Есть партизаны, военные, трактора, дети-пионеры, а Ленина  немного. 

 

 

В Витебской областной библиотеке есть прекрасный витраж из литого стекла, который делал местный художник Кузьмичев. Это Дерево знаний, которое продолжается на три этажа. Мне ужасно понравилась мозаика в столовой Оршанского мясоконсервного комбината. Если вдруг кто окажется в Орше – обязательно зайдите. Внутри полностью сохранен интерьер 70-х: деревянные панели, чеканка, вырезанные рыбы и булочки, сюрреалистичные люстры и мозаика. 

Постепенно начинаешь узнавать художников по стилю. Если посмотреть на энкаустики Литвиной и Катковой, то понимаешь, что их стиль, цвета, коричнево-зеленые оттенки отсылают к природе Беларуси. У Кищенко это будет иконографическая композиция и любовь к яркой колористике, как у мексиканских художников. Мозаики на гостинице «Турист» и на «Фрунзенской» стилистически похожи. Свой стиль у брестского монументалиста Климова, который работал с витражами. А у Бориса Милюкова все мозаики одинаковые, и в Беларуси, и в Казахстане, и в Москве.

 

Монументальное искусство на постсоветском пространстве

Чаще всего сохранение советского наследия связано с местными активистами. Чем больше людей будут про это знать, тем больше шансов, что оно сохранится. В Грузии Нини Палавандишвили и Лена Пренц делали гид по грузинской мозаике. Активно монументальным искусством занимаются в Украине. В России дело иногда обстоит чуть лучше, потому что к советскому наследию есть интерес – прекрасный пример, когда мозаику из ресторана «Времена года» перенесли в арт-центр «Гараж», пригласили реставраторов. Кстати, часть мозаики оставили разрушенной, чтобы показать изменения с течением времени. 

Монументальное искусство касалось не только Советского союза. В Германии создана специальная комиссия, занимающаяся монументальным искусством, не так давно восстановили огромную мозаику во Франкфурте. Есть декоративные панно во Франции, мозаики Леже, Матисса и Пикассо, Шагала, отличные работы в Бразилии. Есть росписи и мозаики 30-х годов в США. Часто работы из разных мест были стилистически похожи, даже если художники не знали друг о друге. Они отталкивались от одной точки в искусстве, постепенно развиваясь каждый в своем направлении. 

И вот осенью встаешь в половине пятого утра, берешь камеру с двумя объективами, штатив, едешь на вокзал, по дороге забываешь купить в троллейбусе талончик, встречаешь контролера, мчишься к поезду, понимаешь, что машинист тебя увидел и, кажется, задержал электричку. Приезжаешь в город, пьешь кофе, долго и много ходишь, в девять вечера возвращаешься в Минск и думаешь – да, день прошел не зря. 

 

Фото предоставлены героиней материала, Belarusian Soviet Monumental ART. Фото на обложке – murmurash (бывший кинотеатр «Космос», авторы работы А. Торосян и В. Лукьянов)