Личный опыт: как я застряла на карантине в Таиланде

ПРОЩАНИЕ С КИТАЕМ

Поздним вечером в первый день весны я вышла из жилого комплекса в Гуанчжоу. 

– Куда это ты? – увидев мой сорокалитровый рюкзак, поинтересовался охранник на пропускном пункте, где с введения карантина замеряли температуру и выдавали пропуска.

– В аэропорт, – не сразу вспомнив слово на китайском, ответила я.

Мужчина пробормотал что-то невнятное, но все же протянул мне зеленую ламинированную карточку, без которой нельзя было вернуться домой. После секундного колебания я взяла ее и сунула в напоясную сумку, где она лежит до сих пор.

За месяц с лишним карантинный быт в Китае мне несколько наскучил. Да, ситуация начинала налаживаться: число заболевших снижалось, выздоровевших – стремительно росло, а количество новых зараженных в сутки уже исчислялось сотнями, а не тысячами, как в середине февраля. Города стали оживать, а главное – почти за неделю не ввели ни одного запрета! Но образовательные учреждения и целые регионы по-прежнему были закрыты – а значит, нельзя было ни работать, ни путешествовать. Начальница предложила мне вести онлайн-классы, а друг, у которого я жила в Шэнчжене, – отправиться в путешествие по Таиланду, пока эпидемия не утихнет и мы не сможем вернуться к работе. Немного поколебавшись, я приняла оба предложения, купила билет и спаковала рюкзак, легкомысленно оставив у друзей ненужные в поездке вещи, включая диплом и почти все банковские карточки. «Вернусь через месяц-полтора, как карантин закончится», – была уверена я.   

В аэропорту Гуанчжоу уже пахнуло поблажками: мне даже удалось подремать без маски перед утренним вылетом. Предстояло еще немного набившей оскомину карантинной рутины: анкета о том, что я не была в Ухани и у меня нет симптомов болезни, двойное измерение температуры на борту, еще одно – при выходе из самолета. В аэропорту Чианг Мая я робко сняла маску – и меня обдало воздухом свободы: никто не покосился на мое обнажившееся лицо, и стоящий в паре метров полицейский не бросился меня отчитывать. Моя улыбка снова видна миру – и я щедро раздаривала ее десяткам загорелых и беззаботных иностранцев, от обилия которых успела отвыкнуть в Китае. 

– Как тебе здесь нравится? – завела со мной беседу встречная пожилая пара.

– Пока нравится, но я еще не разобралась – только прилетела, – ответила я.

– О, и откуда же? 

– Из Китая,– замявшись, призналась я.

– Лучше никому об этом говори, если не хочешь его напугать,– дружелюбно пошутила иностранка.

Я помню ту добродушную расслабленность, которой встретил меня Таиланд. Тем, кто сейчас недоброжелательно высказывается о застрявших за рубежом соотечественниках за непредусмотрительность, могу поклясться: в начале весны лишь единицы могли предположить, что скоро везде станет не менее строго и опасно, чем в Китае.

«Тем, кто сейчас недоброжелательно высказывается о застрявших за рубежом соотечественниках за непредусмотрительность, могу поклясться: в начале весны лишь единицы могли предположить, что скоро везде станет не менее строго и опасно, чем в Китае»

КАМБОДЖИЙСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Следующее утро мы встретили на парковке супермаркета, где в четыре утра толпились несколько десятков сонных, но взволнованных канадцев, американцев, русских, филиппинцев и других иностранцев. Для каждого из нас эта поездка была последним шансом обеспечить себе еще месяц легального пребывания в Таиланде. В течение часа нас загрузили в минивэны и повезли в сторону камбоджийской границы. 

По пути мы должны были посетить больницу, чтобы получить медицинскую справку о состоянии здоровья – бумажку с печатью, подтверждающую отсутствие кашля и температуры. Но в медучреждении неподалеку от погранперехода, куда нас привезли, был выходной. Водители микроавтобусов, не знавшие по-английски ничего кроме «садитесь» и «туалет», как и организаторы поездки, от решения проблемы отстранились. 

Один из иностранцев свободно владел тайским и обзвонил все окрестные больницы, после чего сообщил нам неутешительные вести: ни одна из них не может нам помочь. Единственная поликлиника, которая согласилась выдать справку, находилась в Бангкоке – то есть, за 200 километров от нас и границы. Но за обследование, заключавшееся в измерении температуры и визуальном осмотре, они заломили аж $ 30. Водители тоже не растерялись и затребовали по 10 $ с человека за то, что сделают круг до Бангкока и обратно. Вместе с изначальной стоимостью услуг конторы сумма выходила совсем жуткая. Мы с другом посовещались и решили, что более разумным и экономным будет остаться в Камбодже. 

Мы вышли посреди трассы и почти моментально поймали машину до границы. У перехода нам встретилась россиянка, которая только что въехала из Камбоджи в Таиланд. «Никакой справки у меня не требовали, показала обратный билет в Россию – и пропустили», – поделилась она. В нас затеплилась надежда. Может быть, получится вернуться в Таиланд, где у нас есть приют и друзья? Получив выездной штамп, я двинулась в свою 31-ю страну с твердым намерением в тот же день ее покинуть.

Камбоджа началась немного раньше, чем мы рассчитывали. На выходе из здания тайского погранперехода нас поджидала нищая. Она привычно протянула руку – и я так же привычно отмахнулась, а после запоздало удивилась: как она вообще попала в нейтральную зону? Не успела я об этом подумать, как нас окружили таксисты и наперебой стали спрашивать: «Where you go?» («Куда едете?»). А ведь мы даже границу пройти не успели!

В сравнении с чинным строем стеклянных кабинок с тайской стороны, нейтральную зону и камбоджийскую границу можно было использовать как натуру для вавилонского столпотворения. Толпы камбоджийцев пешком, на байках, с прицепами, сновали во все стороны. Какой-то сомнительный тип на ломанном английском предложил оформить визу, за чем равнодушно наблюдали пограничники. Мы едва проскользнули мимо всех тук-туков и жаждущих нас облапошить, оплатили $ 30 за визу в похожем на бытовку домишке, а через сотню метров в такой же бытовке получили въездной штамп. Я почти уверена, что можно было попасть в Камбоджу и без этих формальностей, затерявшись в толпе.

От увиденного вернуться в Бангкок захотелось еще сильнее. Мы развернулись на 180 градусов, получили выездной штамп и, лавируя между повозками и мотоциклами, двинулись обратно. 

Тайская пограничница устроила нам допрос и после заявила, что нельзя возвращаться в Таиланд в тот же день, когда его покинул – необходимо провести в Камбодже хотя бы одну ночь. «Но уже завтра вы потребуете справку об отсутствии коронавируса, а у нас ее нет», – пытались переубедить ее мы. «Не переживайте, заполните завтра обычную форму о состоянии здоровья – и все», – смягчилась женщина.

Мы разочарованно поплелись обратно в пограничный пункт Камбоджи, чтобы отменить выездной штамп. Мы объяснили ситуацию мужчине в белой рубашке, сидевшему за столом в бытовке, и он куда-то ушел с нашими паспортами. Спустя минут двадцать, когда мы уже начали было волноваться, он вернулся. «Зачем вы приехали в мою страну?» – сходу обрушился на нас он. Я честно ответила, что посещение Камбоджи в наши планы не входило – но он пропустил мое признание мимо ушей и предложил две альтернативы: еще раз приобрести камбоджийскую визу или же оплатить отмену штампа.

Его тон и табличка «Nothing to pay here» («Здесь не за что платить») над окошком недвусмысленно подсказали, что нас пытаются развести на деньги. «Я уточнила в пункте выдачи виз, что штамп отменяют бесплатно», – рискнула соврать я. «В Камбодже? Не в Таиланде?» – растерялся пограничник. Я подтвердила. Он раздраженно сказал нам ждать и скрылся в кабинете, а через пять минут вернул нам паспорта, где поверх треугольной печати Камбоджи синело «Cancelled» («Отменено»).  

Приграничный городок Пойпет приветливо обдал нас пылью. Среди неказистых хижин, пустующих отелей и недостроенных вилл мне бросилась в глаза школа, на которой висел плакат: «Изучайте английский с учителем Эндрю». Призыв был напечатан уродливым пурпурным шрифтом прямо поверх фотографии улыбавшегося седоволосого иностранца, окруженного детьми. 

Мы заночевали в палатке на территории буддистского монастыря и к семи утра вернулись на границу, где уже было так же суетливо, как и накануне. В тайском пропускном пункте справку об отсутствии коронавируса, и правда, не потребовали – но вновь допросили, придирчиво изучили наши неоплаченные брони билетов в Москву и анкету о состоянии здоровья. Наконец, клацнула печать – и мы, сонные, измотанные и искусанные комарами, ликуя, вернулись в Таиланд. 

На следующий день граница, которую мы пересекали, закрылась. Я ощутила себя в западне: это наземная граница была последней.

«На следующий день граница, которую мы пересекали, закрылась. Я ощутила себя в западне: это наземная граница была последней»

ЗАСТРЯВШИЕ В РАЮ

Жизнь в пандемичном Бангкоке была не так уж плоха. Работали продуктовые магазины, а в гипермаркетах закрыли только непродовольственные отделы. Общественный транспорт ходил как обычно, правда, в метро встречал столик с санитайзером, а в автобусах красным скотчем заклеили места через одно, чтобы пассажиры соблюдали дистанцию. Но в воздухе витали слухи о столичном локдауне – тотальных ограничениях вроде малазийских, где из дома можно было выйти разве что в супермаркет. Надежда улететь куда-нибудь из Бангкока умерла, и мы сделали последний ход в нашей коронавирусной партии – решили выехать из столицы к морю. Выбор пал на остров Панган, где не было ни одного зараженного, а наши друзья собирались вскладчину арендовать дом.
Мы тепло попрощались со студентами и хозяйкой English House, которая пожелала нам удачи, но предупредила, что вернуться будет уже нельзя, и направились на вокзал. Часть поездов отменили, но мы, заполнив очередную анкету о здоровье, без проблем купили билет на один из оставшихся. В полупустом вагоне третьего класса с деревянными скамейками, прикрученными к потолку вентиляторами и не закрывающимися входными дверями, мы с опозданием на три часа доехали до города Сурраттхани. Несмотря на эпидемию и скрывавшие наши лица маски, автостоп сработал не хуже обычного: молодая тайская пара подкинула нас до парома. 

Вскладчину с друзьями мы арендовали дом, сняли байк и стали вливаться в островную жизнь – как сказали бы здесь, «ловить вайб». Панган можно назвать идеальным местом для пережидания пандемии: море, пальмы, незакрытые пляжи и фруктовое изобилие – с утренней прогулки ребята притаскивали то пакет диких манго, то парочку кокосов. Нам повезло намного больше, чем «застрявшим» в соседних странах. В Индии знакомый вышел в магазин и чуть не получил бамбуковой палкой за нарушение карантина – а на Пангане не ввели никаких ограничений на перемещения, если не считать комендантский час с 22:00 до 4:00, общий для всего Таиланда. За нарушение грозил негуманный штраф в $ 1230 или лишение свободы на срок до двух лет. Но без зажигательных вечеринок, о которых со вздохом вспоминали старожилы острова, ночные прогулки и так потеряли всякую привлекательность. В Китае моего друга, прошедшего самоизоляцию по приезде, запуганные масс-медиа китайцы сторонились и не пускали в некоторые магазины – а тайцы по-прежнему были милы и приветливы. Для тех, кто оказался в трудном финансовом положении, открылись несколько точек выдачи бесплатной еды. К самой старой из них, организованной владельцем ресторанчика из Европы, по вечерам выстраиваются очереди в несколько сотен метров. 

Камнем преткновения оставался вопрос продления визы. Соседние Малайзия и Индонезия уже отменили наказание за оверстей – а Таиланд тянул, собирая гигантские толпы иностранцев в иммиграционных офисах. Несмотря на чрезвычайную ситуацию, за продление пребывания на 30 дней исправно брали около $ 60 и по $ 15 сверху за каждый день оверстея. 

8 апреля офицеры ближайшего к нам иммиграционного офиса на соседнем острове Самуи, который закрылся для въезда, организовали прием иностранцев в здании панганской школы. Понимая, что другого шанса «продлиться» может и не быть, на спортплощадке школы собралась толпа из сотен человек. Принять их за день было нереально, и нам достались номерки только на следующее утро. В тот же вечер премьер-министр Таиланда подписал долгожданный указ об автоматическом продлении туристических виз и штампов – правда, лишь до 30 апреля. Нам повезло – длинные очереди сэкономили нам 60 долларов.

Все мои знакомые радовались автопродлению, как закрывшие сессию студенты. Но на моей душе лежал камень. Я, адепт контроля, изнывала от того, что утратила свободу выбирать. Холодным взглядом я скользила по пейзажам, как из рекламы Баунти, и тосковала то по сияющим огнями небоскребам Гуанчжоу, то по величественным башням и куполам Белокаменной. Тосковала даже не потому, что очень хотела бы именно сейчас там быть – но потому, что оказаться там не могла. Человек большого города и вольная душа, я лишилась почти всего, что меня заряжало – ветра крыш, запланированной спонтанности приключений, калейдоскопа знакомств и событий. Я ощущала себя бессильной и мизерной, и это по макушку окунало меня в уныние. 

Моей борьбе с ветряными мельницами положило конец осознание, что я недовольна не островной изоляцией, не тем, что мир катится в тартарары, а своей слабостью. В ночном разговоре с другом я посетовала на собственное бессилие что-то изменить – и он спросил: «А заслуживает ли мир, чтобы ты для него старалась?». Я вспомнила о сотнях прекрасных незнакомцев, которые встречались мне на пути. И с однозначной горячностью ответила: «Конечно же, стоит!». И в этот момент все стало на свои места. Я выдернула себя за волосы из тягучего болота самобичевания и бережно стерла пыль с идеала, который со школьных лет вдохновлял меня быть сильнее, – идеала человеческой доброты. Я улыбнулась миру из-под маски и захотела обнять каждого – ведь ему сейчас так же тяжело, как мне. Пока Земля на паузе, пора, наконец, разобраться в себе, найти путь и к нему подготовиться. Когда закончится карантин, нас вновь захватит водоворот житейских дел – и самое время использовать затишье, чтобы научиться грести. 

«Когда закончится карантин, нас вновь захватит водоворот житейских дел – и самое время использовать затишье, чтобы научиться грести»